Пршеров, ЧехияИ вы лишь одним отличаетесь от Господа Бога —
Господь Бог знает все, но вы знаете больше.
Эрих Мария Ремарк
Эти старые письма, потрепанные временем, тонкие желтоватые листы, к которым боязно прикоснуться, я нашла на чердаке старого дома в Пршерове. Когда-то этот дом принадлежал видному господину и его семье, впоследствии много раз перепродавался... и вот теперь он принадлежит моей двоюродной тетке. Я никогда не отличалась особым рвением лазать по чердакам и копаться в старых вещах, но вот это все-таки случилось: неожиданно для себя я нашла эту папку в одной из красивых шкатулок, пылившихся в углу. Письма, несмотря на то, что когда-то писались двумя людьми, написаны одной рукой: вероятно, кто-то переписал часть для того, чтобы оставить себе на память. Ни одной живой душе не известно, для чего это потребовалось, да и мало ли какими странными бывают люди.
Вчера вечером я аккуратно перепечатала все с хрупких листов и всю оставшуюся ночь и следующий день трудилась над переводом: я не слишком хорошо знаю чешский.
Písmo №1
Милый Лукас,
Как замечательно, что я наконец-то нашла после долгих двух лет разлуки и нашла в себе смелость написать тебе письмо. «Почему смелость?» — спросишь ты, хотя, наверное, и сам будешь в состоянии ответить на этот вопрос. Лукас, сейчас я не знаю о твоей теперешней жизни ровным счетом ничего, отчего же мне не бояться? К тому же моя впечатлительная душа параноика постоянно заставляет меня сомневаться: а вдруг ты уже совсем забыл меня? Вдруг ты, увидев имя адресанта, даже не распечатаешь письма и велишь сжечь его в камине? Мне горестно от этих мыслей, но я ничего не могу с этим поделать. И меж тем, как ты? Что произошло за те два года, что я не видела тебя?
Через два-три месяца я собираюсь выехать в Пршеров. Сначала мне хотелось написать «к тебе», но я вовремя остановилась, чтобы не пугать тебя ненужными, возможно, словами. Как все-таки хорошо, что на письме мне дается сколь угодно времени, чтобы подумать, как лучше и правильнее написать! Если ты все же прочтешь это письмо и решишься ответить, знай, что я буду бесконечно рада получить от тебя весточку.
С любовью, Анна.
18 апреля 1894 года
p.s. С моей стороны это верх бескультурья, и я отчаянно боролась с собой, пока писала письмо, но все-таки не сдержусь и спрошу: Лукас, а рядом с тобой сейчас есть женщина? Я знаю, что не вправе задавать тебе этот вопрос, я знаю, что мы давно обсудили все, что касается нас, и я непременно пойму и приму, если именно после этого вопроса ты окончательно решишь вычеркнуть меня из своей жизни.
Písmo №2
Дорогая Анна,
Было жутко неожиданно и вместе с тем необыкновенно приятно получить от тебя письмо. Как ты только могла подумать, что я велю разорвать его или сжечь? Воистину, твоя страсть к сомнениям когда-нибудь сыграет над тобой злую шутку, если еще не сыграла.
Сейчас я, как ты уже знаешь, обосновался в Пршерове, куда переехал спустя полгода после нашего расставания. Здесь я попытался (да и до сих пор пытаюсь, если честно) начать жить по-новому, отмахнуться от всех дел прошлого и заботиться только о настоящем. Не могу сказать определенно, получается это у меня или нет, пока не могу. Зато что касается материальной стороны вопроса (я знаю, тебя это часто беспокоило), я могу тебе поведать: мне кажется, я неплохо устроился здесь. У меня есть свой небольшой домик — то, о чем я всегда мечтал.
А как ты поживаешь? Должен признаться, я крайне удивлен, что ты решила переехать сюда. У тебя появились неотложные дела или это просто порыв твоей души? Мне так интересно. В любом случае, я буду рад увидеться с тобой, как только ты приедешь.
Лукас.
22.04.1894
p.s. Право же, этот вопрос застал меня врасплох, однако ты знаешь, что я не привык тебе врать. Да, я не одинок, и делю свой дом с замечательной чешской девушкой, к которой очень привязан. Я весьма удивлен, дорогая, ведь я думал, что мы положили конец этой истории. Скажи, что ты спросила просто так, пожалуйста.
Písmo №3
Дорогой Лукас,
Ты не представляешь, как я была счастлива взять в руки конверт, на котором было написано твое имя! Эти знакомые округлые очертания твоих букв как будто вселяют в меня неуловимую надежду на что-то, и теплеет в груди. Надеюсь, тебе было не очень обременительно порадовать меня несколькими теплыми строками.
Я так рада, что у тебя все хорошо. Сейчас, если бы ты был рядом, ты поправил бы меня со свойственной тебе долей циничности: «Более или менее хорошо». Но в том ведь и состоит самое главное достоинство некоторых людей — они осознанно занижают планку, чтобы впоследствии добиться большего. Ты всегда это умел, а я всегда любила это в тебе.
Мне лестно осознавать, что ты меня не забыл и что хочешь со мной увидеться, и я обещаю тебе, что эта встреча состоится очень скоро.
Твоя Анна.
26 апреля 1894 года
p.s. Пожалуйста, прости меня, Лукас, но я не могу. Я не могу сказать тебе, что затеяла все это просто так… хотя очень хотела бы иметь такую возможность. Я не знаю, как ты отнесешься к этому известию, я не хочу ломать твою новую, только зарождающуюся жизнь, я не хочу обременять тебя ненужными хлопотами, но, наверное, ты должен знать. У меня есть ребенок. От тебя, Лукас. Ему скоро два года, и я уверена, что маленький Павел должен познакомиться со своим отцом, пусть даже впоследствии он вряд ли будет что-то помнить об этой встрече.
Прошу тебя, не отворачивайся от него, я по-прежнему прошу только об одной встрече. Это так нужно для успокоения моей совести… а ты потом сможешь все забыть.
Písmo №4
Анна,
Я… Наверное, мне стоит сразу же перейти к постскриптуму. Сейчас я не в состоянии писать что-то светское и возвышенное, и не могу себе вообразить, как ты посмела изложить такую новость в приписке!
Скажу честно, я в полнейшей растерянности. Почему ты не сказала мне, что ждешь ребенка, когда мы расставались? Ведь ты уже должна была знать! А теперь ты шокируешь меня подобными новостями, теперь, когда я забыл все прежнее и не хочу к нему возвращаться! Как ты смеешь извиняться за то, что рушишь мою жизнь, а потом говорить такое? Неужели ты думаешь, что твои извинения спасут тебя, пусть даже в собственных глазах? О Боже, как ты ошибаешься!
Я не откажусь от ребенка и даже готов взять его на воспитание в свой дом, где моя будущая жена и я воспитаем его так, как он этого заслуживает. Здесь я мог бы написать еще по крайней мере десяток фактов, говорящих не в твою пользу, но не буду: это занятие не для меня.
без подписи
Písmo №5
Лукас,
Я не ослышалась, ты хочешь забрать у меня ребенка? Неужели ты думаешь, что мать согласится на такое?! Ведь ты его даже не видел! Павел знает мои руки и мои губы, а отнюдь не твои, и, будь уверен, если бы ему предоставили выбор, он уже сейчас, крошкой, выбрал бы меня — ту, с которой он с самого начала жизни. Тебя же он должен только увидеть, и этого хватит. Ему и мне.
И еще: ты зря делаешь, что говоришь от имени себя и своей будущей жены, да кем бы она там тебе не приходилась! Я еще не встречала женщин, готовых воспитывать чужого ребенка, если только она сама не может иметь детей.
Через две недели я отправляюсь в Пршеров единственно для того, чтобы показать тебе твоего сына. Единственно для того, чтобы ваши взгляды встретились. Лукас, потом мы исчезнем.
Анна.
3 мая 1893 года
Анонимная записка, приколотая к письмам. Почерк другой.
Лишь только Бог знал (а, может быть, и Он только догадывался), что через две недели по дороге в Пршеров произойдет авария, унесшая жизни пяти человек, среди которых была молодая белокурая женщина с полуторагодовалым ребенком. Лишь только Бог знал, что маленький мальчик больше не увидит не только собственного отца, но вообще ничего.
-
-
06.09.2009 в 18:38